прогулку по Ратушному парку в умеренном темпе. Он просит: «Не сегодня, давай на следующей неделе! Тогда у меня будет больше времени». Его просьбы не помогают, и он начинает незаметно поглаживать себя, но все в нем остается как мертвое. Женщина гонит его в зияющую нору, в которой на его инструмент большой спрос, да вот только на запросы он пока никак не отвечает. Клеммер в панике жамкает, дергает и встряхивает свою плоть. Женщина пока еще ничего не заметила. Она несется на него, как лавина любви. Она уже всхлипывает, говорит, что берет назад слова, сказанные раньше, обещает взамен самое лучшее. Вот она и спасена: наконец! Клеммер, не воспламеняясь, вовсю трудится у себя пониже живота, он крутит свой инструмент туда и сюда, бьет по нему железом. Искры брызжут во все стороны. Он испытывает страх перед внутренними покоями этой учительницы музыки, которые давно никто не проветривал. Эти покои намерены полностью поглотить его! Эрика явно ожидает сразу всего, что он имеет, а он еще не выставил и не продемонстрировал ей даже самый маленький кончик. Она совершает любовные телодвижения, которые, как она считает, нужно в подобных случаях совершать и которые она подсмотрела у других. Ее тело подает сигналы, путая неуклюжесть со страстностью, а в ответ ему несутся сигналы беспомощности. Он ДОЛЖЕН, и поэтому он НЕ МОЖЕТ. Оправдываясь, Клеммер заявляет: «Со мной так нельзя, заруби себе на носу!» Эрика тянет за молнию его брюк. Она вытягивает у него рубашку из штанов и совершает неистовые движения, как это принято и заведено у любящих. С Клеммером не происходит ничего, что могло бы послужить доказательством любви. Спустя некоторое время Эрика, разочарованно стуча ботинками, расхаживает по каморке. Она предлагает взамен полностью обустроенный мир чувств. Она объясняет все перевозбуждением и нервозностью и говорит, что все же очень рада этому внешнему доказательству его любви. Клеммер не может, потому что он должен. Принуждение исходит от этой женщины электромагнитными волнами. Она сама – принуждение во плоти. Эрика садится на корточки, словно воплощенная неуклюжесть, словно заклятье, коварно перегибающееся пополам, и впивается поцелуями в выступ между бедрами ученика. Молодой человек охает, словно ее настойчивость что-то пробуждает в нем, он со стоном выдавливает из себя: «Так ты меня не опутаешь. Ты меня не опутаешь». В принципе, он очень даже готов в любое время испытать в любви что-нибудь новенькое. В конце концов, он от беспомощности опрокидывает Эрику и ребром ладони слегка ударяет ее по шее. Ее голова послушно наклоняется вниз и вперед. Эрика забывает обо всем вокруг, теряя все из виду. Перед ней только пол каморки. Женщина в любви легко о себе забывает, в ней так мало того, о чем следовало бы помнить. Клеммер прислушивается к шуму снаружи и вздрагивает. Губы женщины, словно старую перчатку, он пытается быстро натянуть на свой член, вновь опадающий после короткого оживления. Перчатка слишком велика. С нею ничего не происходит, и с Клеммером тоже ничего не происходит, в то время как все существо учительницы незаметно растворяется вдали.

Клеммер неистово тычется в ее губы, но доказательств любви нет как нет. Обмякший член, словно бесчувственная пробка, плывет по ее водам. Он по-прежнему крепко держит женщину за волосы, надеясь, что у него что-нибудь вырастет. Вполуха Клеммер прислушивается к коридору, не идет ли уборщица. Все остальное в нем прислушивается к плоти, не восстает ли она. Учительница, взнузданная и стреноженная любовью, облизывает Клеммера со всех сторон, словно корова только что народившегося теленка. Она возвещает ему, что все наверняка получится и что у них, у обоих, есть еще бездна времени, ведь в их страсти они не сомневаются. Только не надо нервничать! Увещевания, произнесенные невнятно, приводят молодого человека в бешенство, он снова слышит в них приказной тон. Разве не эта начальница постоянно приказывает ему тыкать пальцами в клавиши и нажимать ногами на педали в определенных местах, диктуемых музыкой? Она ставит свои музыкальные познания выше Клеммера как мужчины и, томясь под ним, вызывает у него такой прилив отвращения, который он не в состоянии описать. Она съеживается в размерах, склоняясь к его члену, а тот, в свою очередь, остается съеженным. Клеммер по-прежнему наносит удары в раскрытые губы Эрики, которую постепенно начинает тошнить. Женщина с наполовину наполненным ртом продолжает заботливо утешать его и говорить о будущем. «Нас ждут радость и наслаждение!» Они не видят глаз друг друга; она перестала быть тем, кто отдает команды, она – это волосы, затылок, шея, непостижимость. Любовный автомат, который больше не функционирует, даже если пнуть изо всех сил. Ученику хочется только одного: отточить на ней свой инструмент. В принципе, его инструмент никак не связан с остальным телом. А женщину любовь всегда захватывает целиком. Женщину влечет к тому, чтобы отдать за любовь все, что она имеет, и оставить сдачу на прилавке. Эрика и Вальтер Клеммер говорят в один голос: сегодня не получается, завтра получится наверняка. Эрика видит в его неуспехе самое глубокое доказательство любви. Клеммер из-за своей немощи пребывает в полном бешенстве; он крепко держит женщину за волосы, причиняя ей боль, чтобы на сей раз она не посмела ускользнуть из-за своей обычной бесцветной нерешительности. Наконец-то она здесь, воспользуемся этим и, в соответствии с договором, изо всех сил дернем ее за волосы. Оба они, как сговорившись, громко выкрикивают слова любви.

Звезда ученика закатывается, столкнувшись с непосильной задачей. Она не восходит на этом небосклоне. Лабиринт так и не расступается перед ним, как бы сильно он ни тянул за нить Ариадны. Между деревьями и кустами, не знающими ножниц садовника, не раскрывается прямая тропа страсти. Женщина лепечет о лесах, наполненных сводящими с ума открытиями, но известны ей разве что ежевика да белые грибы. Она утверждает, что заслужила их долгим ожиданием. Ученик проявил усердие, и за это ему обещают приз. Приз заключается в любви Эрики, и ученику как раз ее вручают. Неумело мусоля между нёбом и языком его мягкий отросточек, она ожидает от своей будущей страсти чего-то такого, что похоже на учебную туристскую тропу с растениями, каждое из которых снабжено аккуратно написанной табличкой. Читаешь надпись и радуешься, узнавая давно известный кустарник. Видишь змею в траве и ужасаешься, потому что на ней нет таблички. Женщина называет эту неуютную каморку обиталищем их любви. Здесь и сейчас! Ученик молча наносит удары в мягкое полукружье рта, в этот беззвучный горн, в котором его плоть слегка задевает ее зубы, и он